— Будешь горькой, как полынь.

Зло, свекровь, Хмуришь бровь,

Входишь в дом, Как с ножом,

Смотришь колко, Как иголка...

Ели они, пили и пели, пока не заснули на месте- Когда же поднялась старуха на рассвете — невесток и духу нет. Выбе­жала в испуге, ткнулась туда-сюда, в бордей заглянула — и что видит? Бедняжки-невесточки свекровь свою поминают... Перья по полу разбросаны, тарелки, объедки повсюду, кув­шинчик с вином опрокинут — дерзость неслыханная!

— Это что такое? — в ужасе закричала она.

Вскочили невестки, как ужаленные; старшие, как осино­вый лист, дрожат, головы со стыда опустили. А виновница говорит:

— Разве вы не знаете, маменька, что отец мой с матерью сюда приезжали, мы им еды настряпали, кувшин вина поста­вили и заодно уж повеселились и сами маленько. Только- только уехали они.

— Неужто они меня спящей видели?

— А то как же, маменька?

— Вы меня почему же не разбудили, чума вас возьми!?

— Да мне, маменька, девчата сказывали, будто вы и во сне все видите. Я и подумала, что, верно, рассердились вы на отца моего и мать мою, если вставать не желаете. И до того они, бедные, запечалились, что даже еда им впрок не шла.

— Хорошо же, разбойницы, достанется вам теперь от меня!

С той поры дня спокойного не имели они у свекрови. Стои­ло ей вспомнить про хохлаток своих любезных, про вино, вы­питое, про добро, на ветер пущенное, про то, как застали ее свояки в неприглядном виде, во сне — так и лопалась со злос­ти и грызла невесток, как червь дерево точит.

Даже старшим невесткам невмоготу стало от ее языка, а младшая думала, думала, да и придумала, как расквитаться со свекровью и заодно так сделать, чтобы наследством своим распорядилась старуха, как никто никогда не распоряжался.

— Золовушки, — сказала она однажды, когда остались они одни на винограднике — Не будет нам житья в этом до­ме, пока не избавимся раз навсегда от ведьмы-свекрови.

— Как же нам быть?

— Делайте, как научу вас, и ни о чем не тревожьтесь.

— Что нам делать? — спрашивает старшая.

— Все ворвемся в комнату к старухе, ты ее за патлы хва­тай и двинь что есть мочи головой о восточную стенку; ты ее таким же порядком — о западную; а уж я что сделаю, сами увидите.

— А когда мужья вернутся, что будет?

— Вы тогда и виду не подавайте; мол, знать не знаем, ведать не ведаем. Я сама говорить буду, и все как нельзя луч­ше обойдется.

Те согласились, побежали в дом, схватили старуху за воло­сы и давай ее головой о стены колотить, пока голову не рас­шибли. А младшая, самая озорная, как швырнет старуху по­среди комнаты и ну ее ногами топтать, кулаками месить; пос­ле язык изо рта у нее вытянула, иглою проткнула, солью и перцем посыпала, до того вспух и вздулся язык — пикнуть свекровь не может. Побитая, растерзанная, свалилась стару­ха — вот-вот ноги протянет. По совету зачинщицы, уложили ее невестки в чистую постель, чтобы вспомнила она то время, когда невестой была; потом стали из ее сундука горы полот­на вытаскивать да друг дружку локтями подталкивать, меж собой говорить о привидениях и прочих ужасах, которых од­них хватило бы бедную старуху в могилу вогнать.

Вот и сбылось то счастье, о котором она мечтала!

А тут со двора скрип возов доносится — мужья приехали. Выбежали жены навстречу, по наущению младшей кинулись им на шею и ну целовать да миловать, одна пуще другой.

— А маменька что? — спросили хором мужья, распрягая иолов.

— Маменька наша, — выскочила младшая вперед дру­гих,— маменька захворала, бедняга; как бы не приказала нам долго жить.

— Что? — всполошились мужья, роняя из рук притыки.

— Да вот, дней пять назад погнала она телят на выгон и, видать, ветром дурным ее продуло, бедную!.. Злые духи язык и ноги у нее отняли.

Бросились сыновья опрометью в дом, к постели старухи­ной; несчастную, как бочку, раздуло, и было ей не под силу даже слово вымолвить; однако не вовсе она сознание утрати­ла. С трудом шевельнула рукой, показала на старшую невест­ку и на восточную стену, потом на среднюю невестку и на запад­ную стену, после на младшую невестку и на пол посреди комна­ты, через силу поднесла руку ко рту и впала в глубокий обморок.

Сыновья рыдали навзрыд, не понимая ее знаков. А млад­шая невестка, тоже делая вид, что плачет, спрашивает:

— Вы что же, не понимаете, чего маменька хочет?

— Нет, отвечают те.

— Бедная маменька последнюю волю вещает, велит, что­бы старший брат в том доме поселился, что на восточной сто­роне; средний — в том, что на западной, а мы, самые млад­шие, чтобы здесь оставались, в дедовском доме.

— Правильно говоришь, жена, — ответил муж.

И так как другим возразить было нечего, то и осталось завещание в силе:

Старуха кончилась в тот же день, и невестки, распустив волосы, так причитали по ней, что село гудом гудело. Через два дня схоронили ее с большим почетом, и среди женщин села и всей округи только и разговоров было, что про свекровь и ее трех невесток, и все говорили: счастлива она, что умерла, ибо есть, кому ее оплакивать!